Существует огромное количество источников, откуда каждый желающий может почерпнуть информацию о том, что, как и почему испытывает беременная женщина. Я хочу поделиться своим собственным, сугубо личным опытом и немедицинскими наблюдениями.

Начнем с того, что быть беременной мне очень понравилось. Я человек молодой, склонный к радикальным переменам, не любящий сидеть на месте. К тому же, во мне еще теплится неугомонный исследовательский дух, и все удивительные изменения, творящиеся с моим собственным телом, вызывают однозначный восторг (с возрастом, думаю, пройдет).

Когда я узнала, что беременна, меня, естественно, захлестнул шквал эмоций, страхов и дичайшего любопытства. Я крутилась перед зеркалом и так и эдак, все пытаясь представить каким это образом мой впалый живот превратится в дирижабль, и как я буду носить его, умудряясь сохранять равновесие.

Я как раз ходила в автошколу, и изрядно потрепала нервы инструктору своей абсолютной отрешенностью, потому что кроме фразы "Я на 2-м месяце", в голову ничего не лезло. "Я на 2-м месяце" - звучит так гордо, так серьезно! "На первом месяце" это еще пустяк, это как-то не по-настоящему, а вот второй месяц, это другое дело.

Мыслью номер один была то ли надежда, то ли опасение, что врачи там что-то напутали, и что на самом деле это все ошибка, и во мне никто не сидит. Еще у меня была мысль, что вдруг у меня вообще не будет живота. То есть ребенок будет, а живота - нет.

Наверное, эту главу нужно было бы назвать "Ода Животу". Для всех, кто никогда не был беременным, живот является единственным проявлением беременности. Если беременна - значит живот.

Мой пузик! Как страстно я ждала твоего появления, мучимая отсутствием материального подтверждения своего родительского статуса! Это было рано утром, когда я лежала в постели, следуя прекрасной рекомендации из книги "Все о Беременности" - принимать завтрак лучше лежа. И тут я заметила, что внизу моего живота появился маленький выступ, размером с апельсин. "Да, это уже на что-то похоже", - сказал Саша. Апельсин постепенно превратился в грейпфрут и скоро стал размером с дыньку. Когда я вставала, то ничего не было видно, разве что пропала талия. Казалось, что на этом все и остановится. Я рассматривала внутриутробные фотографии, сделанные на моем сроке беременности, и все никак не могла представить, что там у меня сидит человек. То есть представить могла, а вот поверить - нет.

Сказать насколько изменился мой образ жизни, я не могу, потому что известие о беременности совпало с моим увольнением. Я решила месяц отдохнуть, собраться силами и потом окунуться с головой в работу. Как бы не так!

Я просыпалась совершенно разбитой и лежала целый день на диване, с жуткой и совершенно беспочвенной усталостью, не в состоянии даже приготовить себе поесть. Подъем по лестнице на 4-й этаж типовой хрущевки превратился мучительную процедуру, выполняемую, как минимум, в 2 этапа. Я чувствовала себя совершенно разбитой, мне ничего не хотелось, ничего не радовало, я чувствовала себя смертельно больной.

Из-за внезапных приступов слабости мне стало страшно ездить в общественном транспорте. Начинало бешено колотится сердце, я покрывалась холодным потом, и казалось, что вот-вот задохнусь. Один раз я так и свалилась в метро. Было людно и душно, в глазах потемнело, а потом я очнулась уже сидя, между двумя добродушными тетками, заботливо сующими мне в рот валидол. Я сказала им: "Да ничего страшного, я на третьем месяце!", и наполнилась величавой гордостью будущей матери. Тетки тоже обрадовались и стали желать мне добра и счастья.

Несмотря на оптимизм, мне становилось страшно, что если я чувствую себя так хреново на третьем месяце, то, что же будет на 9-м?

И к 4-му месяцу я неожиданно расцвела. Я начала постепенно знакомиться и осваиваться со своей беременностью. Например, оказалось, что еда - наш лучший друг. Еда - панацея от неожиданных приступов, слабости и ломоты. Еды должно быть много и еда должна быть всегда под рукой. Сначала меня очень волновал вопрос диеты, но потом я поняла, что никто не даст мне лучших питательных рекомендаций, чем мое собственное тело. Впервые в жизни я могла наплевать на диету и заботу о фигуре и уплетала бублики, печенье и мармелад в немереных количествах. А какими словами можно описать божественную прелесть, мощь и величие этого гения кулинарии - КОТЛЕТЫ. В панировке и без, с хрустящей корочкой, сочные, наполняющие кухню и душу дивным, с ума сводящим ароматом. Ах, аромат! Это обещание сытости, играющее фибрами моего сознания!

Но не всякая еда была воспринята моим организмом в восторге. Если ему что-то не нравилось, то происходила молниеносная реакция - вырвать. Тошнота беременных, это совсем особенная тошнота. Она появляется внезапно, неудержимой конвульсией пытается вывернуть тебя наизнанку, и потом тут же исчезает, и кажется, что будто ничего и не было. Мой организм вел себя совершенно непредсказуемо. Например, сильнейшей антипатией пользовались экзотические мидии в маринаде. Один вид этой аккуратненькой стеклянной баночки неизменно провоцировал приступ кошмарной тошноты. Мидии, словно цербер стояли на страже холодильника, оберегая его содержимое от слишком частых нападок с моей стороны. Потом был сыр, рыбные консервы и все, что содержит уксус. Еще мой организм проявил свою утонченность и реагировал тошнотой на всяческие неприятные глазу зрелища - на бомжей, бездомных собак и на мусорники. Утром тошнило от всего подряд, но нужно было обязательно что-то съесть, иначе тошнило еще больше, уже от голода.

На 4-м месяце я почувствовала первое шевеление. Это было легко спутать с банальной работой кишечника, но Саша заверил меня, что пока я спала, он держал руку у меня на животе, и наш ребенок, наконец, заявил о себе в открытую. В книгах написано, что наслаждаться подобными откровениями родители могут минимум с 18 недели. Со мной это случилось в 14. Как можно передать эти ощущения: первые шевеления это что-то такое фантастически нежное, как трепыхание крыльев бабочки, как танец крошечной феи. Ребенок начинает казаться уже чем-то отдельным и бесконечно родным, хотя представить, что там находится настоящий человек, мне было по-прежнему сложно. Мне снилась новорожденная девочка с голубыми глазами и черными всклокоченными волосами. Когда я не чувствую своего ребенка больше, чем пол дня наступает какое-то отрешенное уныние, я скучаю по нему. Со временем шевеления становятся все ощутимей и в какой-то момент, глядя на обнаженный живот, можно увидеть как под кожей что-то двигается. Постепенно эти движения приобретают все более настойчивый характер и к 9-му месяцу становятся по-настоящему болезненными.

Я испытывала особенное удовольствие, когда надевала свой коротенький светло розовый сарафанчик, распускала волосы и выставив вперед живот, шла гулять. Второй триместр мое беременности выпал на летние месяцы. Мне хотелось носить все обтягивающее и короткое, ярко красится и всем своим видом показывать, что беременность - это круто, это модно, это ультрасовременно. К сожалению, все опять были против, и большую часть времени я проходила в балахонистых одеяниях, дабы не никого не смущать. В то время, когда мне хотелось во весь голос кричать и петь песни о своей беременности, мое ближайшее окружение воспринимало нас (меня и беременность) как тяжело больного и его болезнь. А о болезни, как известно, громко не говорят, а ходят тихо и со скорбным видом.

Ели начать говорить о проблемах, то неизменно придем к выводу, что их большая часть генерировалась родственниками и друзьями, а не самой беременностью. Меня все время норовили озадачить какой-нибудь гадостью, например, когда в дикую жару я покупала себе литровую бутылку минералки, во время первого же глотка, мне вкрадчиво сообщали, что много пить вредно для сердца, может развиться недостаточность, кислородное голодание у ребенка, и вообще, минеральную воду пить нельзя, потому что там соли.

На приеме в женской консультации я всегда сохраняла крайне оптимистическое настроение, и не давала себя обидеть. Хотя ох уж эти доктора - как иногда хотелось услышать от них: "Все у тебя хорошо, деточка, иди, беременей на здоровье!" При первом же осмотре мне загадочно намекнули, что у меня узкий таз. Больше на этот счет ничего не говорилось, но я две недели проходила в расстроенных чувствах, так как думала, что врачи так просто слова на ветер не бросают, и узкий таз - это показание к кесаревому сечению, раз и навсегда своим уродливым шрамом испоганящим мой юный живот. На следующем приеме я, запинаясь, спросила, будут ли делать кесарево, на что мне послали взгляд полный непонимания и неприязни, и спросили: "С какой стати?", и тогда я мучалась картинами своих трудных родов, застрявшего в моем узком тазу ребенке и траурных ленточках, слабо колышущихся на ветру.

Когда я пришла сдавать кровь на СПИД и сифилис, пожилая медсестра, хмуро изучив мое направление сказала: "На прерывание уже опоздали, приходите завтра". Я испуганно ответила, что я вообще-то рожать буду, вот на учет стала, и пришла анализы сдавать. Женщина выглядела расстроенной и раздраженной подобным поворотом событий и больше со мной не разговаривала.

Однажды мне сказали, все тем же траурным голосом, что я очень плохо набираю вес. При недостаточном весе матери, у ребенка может развиться внутриутробная задержка развития. В то же время, каждый раз, когда я на прогулке покупала себе булочку, отец так же вкрадчиво рекомендовал не налегать на мучное. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я начну ругаться матом на всех советчиков без разбору.

Женская консультация запомнилась мне в первую очередь толпами и жарой. В самый разгар лета в здании затеяли ремонт, было душно, пыльно и стоял невероятный грохот. Помимо всего прочего, полезная площадь коридора значительно сократилась из-за пяти гинекологических кресел, поставленных в ряд как раз там, где раньше были скамейки для ожидания. Эти кресла были из соседнего крыла, где находился дневной стационар и производились операции по прекращению беременности. Так как мне было скучно и нечего делать, я с ужасом смотрела на эти обшарпанные ужасающие конструкции, пытаясь представить, сколько боли и крови и едва зародившихся жизней они повидали. Очереди были колоссальными - по два, а то и по три часа. Пыль, гвалт, жара, толпа хмурых беременных женщин и эти кресла походили на сцену из фильма жанра черного юмора.

Несмотря на то, что я была уверена, что со мной все в порядке (достаточно редкое явление у беременных), врачи в консультации добросовестно старались рассеять это мнение. В одной из моих книжек по беременности давление 110/70 считается идеальным, в то время как в консультации его посчитали низковатым. Короче, что угодно, лишь бы отправить бедую беременную в состоянии беспокойства и с навязчивыми страхами.

Но я была непреклонна. Я горела энтузиазмом, я шутила и веселилась, и даже истерики, которые я регулярно устраивала своему супругу, были хоть и шумными, но почти безболезненными. Собственно, про истерики я сейчас и напишу.

Беременность это не просто состояние тела - психика тоже несет тяжелеющий груз, и прогибается не меньше хрупкого женского позвоночника под весом живота. Будучи голодной, я совершенно теряла рассудок, и не получив пищу могла расплакаться. Но еще я плакала просто так. Потому что хотелось поплакать. Уткнувшись носом в Сашу, тихонько всплакнуть. Там во мне ребеночек сидит: информация настолько колоссальная, что организм не выдерживает нагрузку и, перегревшись, остужается слезами. Саша - человек дела, отсутствие причинно-следственной связи вызывает у него моментальное раздражение и желание отодвинуться. А у меня, хо-хо! а у меня вот и повод уже есть реальный поплакать, а то действительно, чего это впустую слезы лить?

Еще я плакала оттого, что в какой-то момент все казалось совершенно пропащим, безнадежным, а я - беспомощной, ни на что не годной, некрасивой, бесполой истеричкой. Я слишком быстро уставала, мне требовался дневной сон, мне было страшно ходить одной на улицу, мне казалось, что Саша меня не любит.

Бедный Саша переживал, наверное, еще больше чем я, и ему тоже казалось все безнадежным, и что остаток своей жизни он проведет с пузатой и вечно всем недовольной женой. Я читала про мужей, завидующим своим беременным женам, твердящим, что ничего прекраснее для них не существует - и снова лила слезы над своей горькой судьбой.

Тем не менее, почти через день мы ездили на дачу к Сашиной маме (теперь, увы, покойной). Вечером, после работы, мы покупали ей еду (и мне тоже) и неслись по широкой трассе в сторону Вышгорода. Как же я любила эти поездки! Я уже, кажется, писала, какое волшебное действие на меня оказывают летние вечера! Это кремовое небо, высокие тени, душистый ветерок и порочная прохлада, обещание скорой ночи, щекочущая ноги сквозь сандалии! Вокруг дачи было полно зелени, как в джунглях, и все пахло. Как зачарованная, я отправлялась в малинник, и сражаясь с комарами напихивала рот сочными ягодами.

Несмотря на войны и истерики, мы с Сашей все-таки выбирались иногда погулять. Еще один врач, кардиолог, порадовал, что у меня небольшие проблемы с сердцем, и что бы роды были не тяжелыми, нужно много ходить, не менее 3-х часов в день. Вы себе представляете, что такое 3 часа в день? Я - нет. Поэтому, вырвавшись на большую прогулку раз в неделю, я таскала бедного Сашу по всем Киевским холмам и окраинам, рассказывая, что такое тяжелые роды, и что если я от них умру - то ответственность останется на его совести. Домой мы приходили затемно, и без сил упав на кровать, забывались тяжелым злобным сном.

Когда моя беременность составляла 6,5 месяцев, мой краеведческий пыл несколько поутих, потому что ходить весь день стало тяжело, но Саше от этого легче не стало, потому что я загорелось новой идеей.

Ремонт. Мы жили в двухкомнатной уютной квартирке. Кухня и ванная были сделаны еще в прошлом году, а вот комнаты стояли совершенно голые, с обшарпанными обоями и практически полным отсутствием мебели. Все, кто приходил к нам в гости, тут же спрашивали: "Но ведь вы до родов сделаете ремонт?" Я, в итоге, подхватила идею, что в подобных условиях мой ребенок не выживет, и наехала на Сашу с ультиматумом. Работы было решено начинать в день независимости Украины - как раз выпадали несколько дней выходных. Чтобы сэкономить деньги, Саша решил делать ремонт лично, и привлечь в помощники только своего сотрудника, бывшего таксиста Василия Ивановича. Я устроилась на табуретке в качестве прораба, и с энтузиазмом ждала начала работ. За час они с успехом отодрали старые обои, прошкрябали потолок и устроили в квартире неописуемый бардак, умудрившись запачкать даже ванную. Потом, следуя заранее достигнутой договоренности, Саша отправился в ларек за сигаретами и пивом. Вместо пива он принес бутылку бальзама "Вигор" крепостью 40%, но зато на травах (а зачем гадость всякую пить?). Мотивируя дальнейшее стремительное распивание всей бутылки желанием набраться сил и жизненной энергией, они с Василием Ивановичем напились как свиньи, и в 11 утра наглухо засели на балконе, курили и травили байки. На следующий день, мучимые похмельем и очень невеселые на вид, под мои вопли, они поклеили-таки потолок и устроили еще больший бардак, чем вчера. Ночью со страшными звуками все обои поотклеивались. Остался один нерабочий день, и Саша впал в депрессию. Ремонт продолжался 2 месяца. Со своим растущим животом я с трудом протискивалась мимо грязной стремянки, лавируя между ведрами с раствором. В конце концов, испоганив все имеющиеся в наличие материалы, а так же нервы, было решено нанять профессиональных рабочих, которые сделали гостиную с подвесным потолком и коридор аж за 4 дня.

Оля Панасьева
[email protected]